БЕЗЫМЯННЫМ ОСТАВШИЙСЯ МУЧЕНИК
– Отречься? это было бы смешно.
Но здесь они – и больше никого.
До наших даже слуха не дойдет,
исключено.
Темница так темница –
до окончанья мира.
Чтобы им
мое терпенье сделалось уроком?
Что им урок – хотелось бы взглянуть!
Их ангелы, похоже, не разбудят,
не то что вот таких, иноязычных,
малютка-смерть среди орды смертей
в военной области. Никто, увы,
исключено. Никто глазами сердца
мой путь не повторит. Там что решат?
от кораблекрушенья, эпидемий…
Вот напугали, тоже мне: никто.
Чего с них требовать. Они ни разу
не видели, как это небо близко,
но главное – как на больных детей
похоже… Верность? нужно быть злодеем,
чтоб быть неверным. Уж скорей птенца
я растопчу или пинком в лицо
старуху-мать ударю – но тебя,
все руки протянувшие ко мне,
больные руки! Кто такое может.
Я не обижу. Господи. Никто.
Поступок – это шаг по вертикали.
Другого смысла и других последствий
в нем нет.
И разве вам они нужны?
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
За окошком лист осенний пожелтел оторвался закружился
За окошком лист осенний пожелтел, Оторвался, закружился, полетел. Жёлтый листик подружился с ветерком, Всё кружатся и играют под окном.
А когда весёлый ветер улетал, Жёлтый листик на асфальте заскучал. Я пошла во двор и листик подняла, Принесла домой и маме отдала.
Оставлять его на улице нельзя, Пусть живёт всю зиму у меня.
Осень — желтенькое слово желтенькой картинки, Потому что пожелтели листья на осинке!
Осень — ласковое слово, теплые денечки, Потому что солнце дружит с легким ветерочком!
Осень — вкусненькое слово, варится варенье, Потому что фруктов много, много угощенья!
Осень — радостное слово, вновь друзья встречаются, Потому что снова в школу — вот как получается!
Октябрь крадется по дорожкам, Ступает тихо солнцу вслед. Грибы и ягоды в лукошке. И сентябрю он шлет привет!
В багряном бархатном кафтане, Из листьев шляпа набекрень, Он целый месяц будет с нами Встречать рассвет, и ночь, и день.
Он волю осени исполнит — Раскрасит поле, луг и лес. И красотою мир наполнит! И пригласит в страну чудес!
Ноябрь — горбатый старичок, Глаза — как льдинки, нос — крючок! Взгляд недовольный и колючий, Холодный месяц, в небе тучи.
Златую осень провожает, А зиму белую встречает! Меняет он тепло на холод И устает — уже не молод!
Но ветер северный поможет: Сорвет листву, в ковер уложит, Укроет землю покрывалом, Чтоб до весны не замерзала!
Журавли летят на юг. Засыпает майский жук. Каждый день идут дожди ты тепла уже не жди! Вот опять, на целый год Лето от меня уйдёт! Не могу я долго ждать Надо лето догонять!
(может использоваться как считалочка).
У небесного причала Осень лето повстречала. Осень с чемоданами, Набитыми туманами. С мелким ситом для дождей И с зонтами для людей. А у Лета, а у Лета Ни корзин, ни сумок нету – Всё осталось на лугах, На весёлых берегах. У небесного причала Осень Лету проворчала: «Ваша песня, Лето, спета. Что вы скажете на это?» Лето, стоя у причала, Улыбнулось, промолчало. И поплыли тучи, словно корабли, И за лес дремучий Лето увезли.
Осенние гости. (можно разучить по ролям) — Здрасте, здрасте, мы вас ждём. — Промочило нас дождём. — Ожидали мы гостей. — Мы промокли до костей. — Где ваш зонтик? — Потеряли. — Где галоши? — Кот унёс. — Где перчатки? — Скушал пёс. — Это, гости, не беда! Проходите, господа.
Источник
ВАРЛААМ И ИОАСАФ
Старец из пустыни Сенаарской… Русский духовный стих
1
Старец из пустыни Сенаарской
в дом приходит царский:
он и врач,
он и перекупщик самоцветов.
Ум его устроив и разведав,
его шлют недоуменный плач
превратить во вздох благоуханный
о прекрасной,
о престранной
родине, сверкнувшей из прорех
жизни ненадежной, бесталанной,
как в лачуге подземельной смех.
Там, в его пустыне, семенами
чудными полны лукошки звезд.
И спокойно во весь рост
сеятель идет над бороздами
вдохновенных покаянных слез:
только в пламя засевают пламя,
и листают книгу не руками,
и не жгут лампады над строками,
но твою, о ночь, возлюбленную нами,
выжимают световую гроздь.
Но любого озаренья
и любого счастья взгляд
он без сожаления оставит:
так садовник садит, строит, правит –
но хозяин входит в сад.
Скажет каждый, кто работал свету:
ангельскую он прервет беседу
и пойдет, куда велят.
Потому что вверх, как вымпел,
поднимает сердце благодать,
потому что есть любовь и гибель,
и они – сестра и мать.
2
– Мне не странно, старец мой чудесный, –
говорит царевич, – хоть сейчас,
врач, ты подними меня с постели тесной,
друг, ты уведи от сласти неуместной.
Разве же я мяч в игре бесчестной,
в состязанье трусов и пролаз?
Строят струны, звезды беспокоят.
Струны их и звезды ничего не стоят,
все они отвернуты от нас.
И я руку поднимаю
и дотрагиваюсь – и при мне
рвется человек, как ткань дурная,
как бывает в страшном сне.
Но от замысла их озлобленья
не прошу я: сохрани! –
бич стыда и жало умиленья
мне страшнее, чем они.
Мне страшнее, старец мой чудесный,
нашего свиданья час,
худоба твоя, твой Царь Небесный,
Царь твой тихий, твой алмаз.
Ветер веет, где захочет.
Кто захочет, входит в дом.
То, что знают все, темнее ночи.
Ты один вошел с огнем.
Как глаза, изъеденные дымом,
так вся жизнь не видит и болит.
Что же мне в огне твоем любимом
столько горя говорит?
Если бы ты знал, какой рукою
нас уводит глубина! –
о, какое горе, о, какое
горе, полное до дна.
3
И как сердце древнего рассказа,
бьется в разных языках –
не оставивший ни разу
никого пропавшего, проказу
обдувающий, как прах,
из прибоя поколенья
собирающий Себе народ –
Боже правды, Боже вразумленья,
Бог того, кто без Тебя умрет.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
